Фломаркт, это «блошиный рынок». Я говорю не о том фломаркте, что у Нашмаркта («наш» это вовсе не наш, а от слова naschen – лакомиться), а о другом, за городом, на территории автокино. Он открыт по воскресеньям. Старые книги, вот что влечет меня туда. Но если порнографические журналы почетно разложены на столах, то коробки с книгами валяются прямо на земле, приходится приседать на корочки, посидишь так минут пять-десять, и ноги затекают, подняться трудно, но охота, как говорится, пуще неволи. Перебираю книги, одну за другой, расстраиваюсь, когда книга в плохом состоянии, то есть испачканная или порванная, такую мне даром не надо. Такой книге следовало бы устроить торжественные похороны, а виновных приговорить к пожизненному презрению. Зачитанная книга, это уже совсем другое дело! В старых книгах есть что-что притягательное. Старая книга – скромна, и ты почти физически ощущаешь ее тепло. Между пожелтевшими страницами прячутся тени тех, кто ее читал. У старой книги есть душа, она состоит из частичек душ читавших ее людей.
Когда я покупала новую книгу, я часто просила мою двоюродную сестру ее прочитать. Была у меня двоюродная сестра… Она и сейчас есть, только мы давно живем в разных городах. А тогда, в Москве… Читала она запоем все подряд, но не любила книги, которые до нее кто-то читал. Ей хотелось держать в руках абсолютно новую, еще никем не читаную книгу, и чувствовала себя обманутой, если обнаруживала вдруг, что купленная в магазине книга уже была кем-то перелистана. Интересно было и то, что она никогда не рассказывала о прочитанном, делилась своими мыслями. Прочитанное прямым путем отправлялась в кладовые ее феноменальной памяти, где никогда ничто не терялось, в случае необходимости она могла слово в слово пересказать роман, прочитанный десять лет назад. Книг моя кузина не хранила, да и к чему, раз уж они надежно хранились в ее компьютерной памяти! Платья свои, к слову, тоже надевала всего пару раз, после чего сносила в комиссионку.
А я, напротив, терпеть не могу читать новую, пока еще никем еще не читаную книгу: от нее исходит едкий запах типографской краски, а мне нужно, чтобы от книги пахло человеком. Представьте себе Адама, который уже готов, но Господь еще не вдул в него душу. Или Галатею, которая уже существует, но еще не живет. То же самое для меня никем нечитанная книга. Часто, купив новую книгу, я просила мою кузину прочитать ее первой.
Сидя на корточках перед коробкой со старыми журналами, выудила из ее глубин нечто в темно-сером коленкоровом переплете. Ага, немецко-русский военный словарь 1936 года, чуть не сказала рождения.
Прелесть барахолки еще и в том, что здесь можно торговаться. Как бы дешево ни предлагали тебе вещь, ты можешь попытаться снизить цену. Венские барахолки сильно отличаются от восточных базаров тем, что австрийцы никогда не сердятся и не нервничают, если покупатель имеет желание поторговаться, для них это всего лишь правила игры, уступая или не уступая, они доброжелательно улыбаются. Обнаружив что-нибудь такое, трудно удержаться от восхищенного возгласа, но если продавец заметит твое восхищение, на скидку не рассчитывай!
Выудила небольшой английский словарик в темно-красном, опять же коленкоровом переплете. Нужен он мне? Нет, не нужен. Но он такой старый, и такой красивый! Потом попался «Школьный словарь к «Илиаде» и «Одиссее», 1919 года. Какие иллюстрации! Все внутри у меня затрепетало от радости. Я даже забыла поторговаться. Получался день словарей, но мне хотелось чего-то еще. Чего? Несмотря на уже полученную радость, удовлетворения я не испытывала, чего-то главного не хватало…
Размером этот фломаркт с хороший стадион, здесь нет той тесноты, что на Нашмаркте. Большая часть продающих – венцы, избавляющиеся от залежей трофеев рождественских праздников. Китайцы с вьетнамцами зарабатывают на жизнь пластмассовыми зажигалками, кошельками, женским бельем. Цыгане приторговывают почти новыми носильными вещами, на редкость хорошего качества и сохранности, что наводит на мысли… Откуда у них все это? Профессиональные торговцы антиквариатом скупают ранним утром у простаков то, что получше, и потом набавляют свои комиссионные. Книги у них тоже отборные, и цены соответственные, прям, как в высоко-престижной «Доротеум».
На обложке приглушенного кораллового цвета – изящный рисунок: огромная кровать с балдахином. В первый момент она показалась мне сценой с чуть приоткрытым занавесом. Книга небольшого формата, но довольно толстая, по всему видно, читанная десятки раз. В свое время у этой книги конкурентов не было.
Впервые я услышала о ней, когда мне было лет двенадцать. Мама беседовала с подругой, а потом они обе заговорили почти шепотом. Это значит… Конечно же, у меня тотчас ушки на макушке. Прислушалась… Название книги показалось мне странным, «Декамеробокачо». Оно запечатлелось в моей памяти ощущением сладости запретного плода…
Бумага, то ли изначально нежно-палевая, то ли постаревшая чудесным образом, чуть шероховата на ощупь. А главное – гравюры! Они насыщены выразительными деталями и в то же время скромны и изящны. Книга, полная чудесных тайн…
Хозяин запросил немного, а когда я расплачивалась, прищурился, понял, что продешевил. За эту книгу я готова была заплатить любую сумму…
Прижимая сокровище к груди, не заметила, как направилась к выходу. Больше меня уже ничто не интересовало. Словно нашла я, наконец, то, что давно искала. Удовлетворение и приятную слабость испытала я, чувство было сладостным и каким-то знакомым…
Дома приготовила кофе… С нежностью перелистывала страницы… Боккаччо. «Декамерон»…
София Бенедикт
